Что-то живое ударило в руку и зависло на леске, упруго и тяжело. Вскоре на льду зашлепала мокрым хвостом увесистая щука
Просыпаюсь затемно. Пока кипятил чай, грел картошку с тушенкой, дремал у горячей печки, пришел день, ясный и тихий. Синий поутру наст зазолотился и стал ослепительно белым, нестерпимым для глаз. Пора на лед.
В полдень солнце выкатилось в зенит по-летнему, и я, наломав жердин на острове, расстилаю их на льду и, раздевшись до пояса, загораю.
К вечеру подморозило. На синий наст легли длинные тени. Воздух остекленел и остановился. Стал прозрачным и по-весеннему вкусным от запаха первых проталин на островах, талой воды и дымка от печек-буржуек. Солнце ушло за горизонт малиново-красное и злое от мороза. Пора и мне к теплу. В землянке у горячей печки чувствую как жжет-печет лицо. Надо же, загорел?..
Мы разводим большой костер, скорее похожий на пожар, и от нас парит почти по-банному. Пьем чай и идем к жерлицам. Флажок одной из них поднят и около него суетится ворона, заинтересованно поклевывая обвисшую сырую ткань.
– Кы-ш-ш! – машем руками и бежим к снасти.
– Эта воровка, наверное, сдернула флажок, – ворчит отец, хватаясь за леску.
Нет, хватка была: выпутываем из коряг крупного налима.
Часам к девяти поднимается еще один флажок. Взвизгнула катушка и без паузы закрутилась безостановочно, постукивая на гнутой оси. Бежим, сломя голову, разбрызгивая «химчулками» снежную хлябь. Отец не торопится: вываживает, томит рыбину, кряхтит над лункой, как над миской наваристого борща. Мне одновременно смешно и досадно.
– Ну, чего-чего пляшешь-то? Суй багорик. Там она, крупная вроде, – рокочет отец, удерживая дергающуюся леску.
Подбагриваю и выволакиваю на лед... щучонку килограмма на полтора. К ее пятнистому боку петлей из лески словно пришпилило увесистую корягу, облепленную ракушками.
– С довеском, значит... – чешет в затылке отец.
Но времени на раздумья нет. Торчит флажок еще одной жерлицы. Бежим к ней, бросив пойманную щуку на лед, так и не отцепив тройник.
Но там лишь сорван живец, и мы возвращаемся обратно. Щуки на льду не было... Не вороны же ее унесли?!. Ага, ясно... Леска уходила в лунку. Видимо, поплясав на льду, щука благополучно избавилась от коряги и нырнула обратно, найдя открытую лунку. Но от тройника ей избавиться не удалось. Ворча, возимся с поимкой беглянки. Это какое-то невезение!.. Щука опять где-то отыскала корягу и захлестнулась за нее леской. Ни с места...
– Ну нет, голубушка! – свирепеет отец. – Теперь я тебя из принципа!
Он приволакивает откуда-то длинную жердину, а я бурю лунки по направлению лески. Здесь мелко и мы тычем, цепляем палкой леску в разных положениях и режимах: то натягиваем с резким отпуском, то тормошим мелкими толчками. Когда нам все это уже порядком надоело, леска неожиданно свободно подалась вверх и на ней вяло заходила беглая щука.
Жерлицы выставляем совсем рядом с обрывистым берегом. Дальше – струя, где течение поднимает даже тяжелые грузила жерлиц. И массивный отцеп не может опуститься на дно, настолько стремительно течение.
Едва расставили жерлицы, как Пашка уже кричит:
– Саня, подъем!..
– Где?! – не верю.
– Да вон, последняя, за бугром тебе не видно!..
Привстаю... Точно, трепещет флажок на самой последней жерлице, неподалеку от вышупомянутых промоин. Иду осторожно, не тороплюсь, пусть заглотает... А катушка уже свистит, раскручиваясь. Пришлось и мне поторопиться. Но пока подбегал, леска была смотана до конца, и жерлица тряслась, как в испуге. Подсекаю!.. Что-то живое ударило в руку и зависло на леске, упруго и тяжело. Вскоре на льду зашлепала мокрым хвостом увесистая щука.
Потемну уже, уходя на базу, живцов опускаем на дно. Если не повыбивали налима электрудочкой, то должен он быть здесь, в этой яме-бокалде, где торчат пики еловых коряжин.
По утру торопимся на лед. А там из десяти выставленных жерлиц восемь «сработали» и алеют гордо вскинутыми флажками. С этих самых восьми сработавших сняли только три средних налима. Причем одногодолго выпутывали из коряг. Леску остальных пришлось рвать. Ошибка была очевидна. Катушки щучьих жерлиц были оснащены двенадцатью метрами лески. Для налима – любителя коряг – это много. Достаточно было оставить два-три метра свободного хода и результат был бы другой.
На следующий день солнце палило по-летнему, снег раскисал на глазах и верхний слой льда падал под ногами. Вместе с этим льдом падало настроение. Нехорошее предчувствие давило где-то под селезенкой, а может быть, в пятках...
– Поплывем, Пашка. И жерлицы не снимем. Сейчас с каждым часом вымывает лед.
– Нет, толстый еще лед, – уверен товарищ.
Тем не менее, беру с собой пешню. Предчувствия оправдались, а может быть, просто опыт подледного «купальщика» предостерегал, но уже на выходе с берега ноги провалились по колено. Первый слой льда рассыпался, брызнула снеговая каша и ноги нащупали второй слой, но и он оказался уже рыхлым. Перебравшись на более плотный материковый лед, идем к жерлицам. Не ленюсь бить пешней, хотя место хоженое не раз. У одной из жерлиц, на самой нашей тропе, где еще накануне бегали, нога проваливается в дырку. Видно, как внизу стремительно несется черная вода. Вот только что тыкал пешней, в двадцати сантиметрах, а тут... Не всегда и пешня спасет от подледного купания... Еще шаг и плавать бы нам вместе с Пашкой!.. А стремнина здесь похлеще, чем на Волге. Закраина, что образовалась у обрыва день назад, превратилась в бурлящий поток ледяной воды. Злосчастная жерлица стояла от нее метрах в четырех, и лед в этом месте внешне ничем не отличался от окружающего. Видимо, промыло аккуратно и чисто под еще стоящим верхним бутафорским льдом. Этакая ловушка получилась!..
Жерлицы снимаем, не дыша, чуть ли не по-пластунски ползая. Еще бы два-три часа и их пришлось бы оставить на воде. Льдом поверхность реки уже не назовешь. У быстрой реки свои законы...
Источник - МК
Просыпаюсь затемно. Пока кипятил чай, грел картошку с тушенкой, дремал у горячей печки, пришел день, ясный и тихий. Синий поутру наст зазолотился и стал ослепительно белым, нестерпимым для глаз. Пора на лед.
Миг удачи
Возвращаюсь к своим вчерашним лункам, рядом с вереницей жерлиц, и начинаю таскать одну за другой сорожку-с ладошку, густеру и окуней. Вскоре надоедает это занятие. Ухожу в сторону от мелководья и пробуриваю лунку метрах на шести глубины, по той же линии-руслу, где стоят жерлицы. Насаживаю мочку мотыля на довольно крупную «уралку» и на крючок с поводком выше мормышки. Здесь есть течение. Полчаса сижу у неподвижного кивка и уже с унынием оглядываюсь по сторонам. Но тут кивок резко согнулся, выпрямился и закивал часто и дробно. Подсекаю и чувствую рывки сильной рыбины. С трудом завожу ее в лунку, нащупываю рукой и выбрасываю на лед. Лещ!.. Снимаю рыбину и поправляю насадку на крючках хитрой донки. Снова сижу и жду поклевку, но высиживаю лишь пару ершей да густеру граммов на двести. А тут флажки жерлиц «заиграли». Щука пошла, по-весеннему упориста, зло-весела и тяжела. Стало не до ловли мелочи на мормышку.В полдень солнце выкатилось в зенит по-летнему, и я, наломав жердин на острове, расстилаю их на льду и, раздевшись до пояса, загораю.
К вечеру подморозило. На синий наст легли длинные тени. Воздух остекленел и остановился. Стал прозрачным и по-весеннему вкусным от запаха первых проталин на островах, талой воды и дымка от печек-буржуек. Солнце ушло за горизонт малиново-красное и злое от мороза. Пора и мне к теплу. В землянке у горячей печки чувствую как жжет-печет лицо. Надо же, загорел?..
Щука-коряга
Рассвет занимался в сыром терпком тумане, где вязли все звуки, приобретая насморочную чахлую немочь, которую не могли пробить даже удары топора по сухому дереву. Словно в ответ, затюкали топориком где-то на дальних островах, тоже глухо, без обычного раската по мокрым сейчас мелколесьям.Мы разводим большой костер, скорее похожий на пожар, и от нас парит почти по-банному. Пьем чай и идем к жерлицам. Флажок одной из них поднят и около него суетится ворона, заинтересованно поклевывая обвисшую сырую ткань.
– Кы-ш-ш! – машем руками и бежим к снасти.
– Эта воровка, наверное, сдернула флажок, – ворчит отец, хватаясь за леску.
Нет, хватка была: выпутываем из коряг крупного налима.
Часам к девяти поднимается еще один флажок. Взвизгнула катушка и без паузы закрутилась безостановочно, постукивая на гнутой оси. Бежим, сломя голову, разбрызгивая «химчулками» снежную хлябь. Отец не торопится: вываживает, томит рыбину, кряхтит над лункой, как над миской наваристого борща. Мне одновременно смешно и досадно.
– Ну, чего-чего пляшешь-то? Суй багорик. Там она, крупная вроде, – рокочет отец, удерживая дергающуюся леску.
Подбагриваю и выволакиваю на лед... щучонку килограмма на полтора. К ее пятнистому боку петлей из лески словно пришпилило увесистую корягу, облепленную ракушками.
– С довеском, значит... – чешет в затылке отец.
Но времени на раздумья нет. Торчит флажок еще одной жерлицы. Бежим к ней, бросив пойманную щуку на лед, так и не отцепив тройник.
Но там лишь сорван живец, и мы возвращаемся обратно. Щуки на льду не было... Не вороны же ее унесли?!. Ага, ясно... Леска уходила в лунку. Видимо, поплясав на льду, щука благополучно избавилась от коряги и нырнула обратно, найдя открытую лунку. Но от тройника ей избавиться не удалось. Ворча, возимся с поимкой беглянки. Это какое-то невезение!.. Щука опять где-то отыскала корягу и захлестнулась за нее леской. Ни с места...
– Ну нет, голубушка! – свирепеет отец. – Теперь я тебя из принципа!
Он приволакивает откуда-то длинную жердину, а я бурю лунки по направлению лески. Здесь мелко и мы тычем, цепляем палкой леску в разных положениях и режимах: то натягиваем с резким отпуском, то тормошим мелкими толчками. Когда нам все это уже порядком надоело, леска неожиданно свободно подалась вверх и на ней вяло заходила беглая щука.
На быстрой реке
Здесь, кажется, еще зима. Слегка морозит и уже по-вечернему синеют берега в тени леса. Э-э, зима зимой, но ниже по течению, где виднеется островок, русло пересекает вереница темных пятен. Это, несомненно, промоины. У быстрой реки свои законы. Вначале осторожно спускаемся на лед и пробуриваем пару сигнальных лунок.Жерлицы выставляем совсем рядом с обрывистым берегом. Дальше – струя, где течение поднимает даже тяжелые грузила жерлиц. И массивный отцеп не может опуститься на дно, настолько стремительно течение.
Едва расставили жерлицы, как Пашка уже кричит:
– Саня, подъем!..
– Где?! – не верю.
– Да вон, последняя, за бугром тебе не видно!..
Привстаю... Точно, трепещет флажок на самой последней жерлице, неподалеку от вышупомянутых промоин. Иду осторожно, не тороплюсь, пусть заглотает... А катушка уже свистит, раскручиваясь. Пришлось и мне поторопиться. Но пока подбегал, леска была смотана до конца, и жерлица тряслась, как в испуге. Подсекаю!.. Что-то живое ударило в руку и зависло на леске, упруго и тяжело. Вскоре на льду зашлепала мокрым хвостом увесистая щука.
Потемну уже, уходя на базу, живцов опускаем на дно. Если не повыбивали налима электрудочкой, то должен он быть здесь, в этой яме-бокалде, где торчат пики еловых коряжин.
По утру торопимся на лед. А там из десяти выставленных жерлиц восемь «сработали» и алеют гордо вскинутыми флажками. С этих самых восьми сработавших сняли только три средних налима. Причем одногодолго выпутывали из коряг. Леску остальных пришлось рвать. Ошибка была очевидна. Катушки щучьих жерлиц были оснащены двенадцатью метрами лески. Для налима – любителя коряг – это много. Достаточно было оставить два-три метра свободного хода и результат был бы другой.
На следующий день солнце палило по-летнему, снег раскисал на глазах и верхний слой льда падал под ногами. Вместе с этим льдом падало настроение. Нехорошее предчувствие давило где-то под селезенкой, а может быть, в пятках...
– Поплывем, Пашка. И жерлицы не снимем. Сейчас с каждым часом вымывает лед.
– Нет, толстый еще лед, – уверен товарищ.
Тем не менее, беру с собой пешню. Предчувствия оправдались, а может быть, просто опыт подледного «купальщика» предостерегал, но уже на выходе с берега ноги провалились по колено. Первый слой льда рассыпался, брызнула снеговая каша и ноги нащупали второй слой, но и он оказался уже рыхлым. Перебравшись на более плотный материковый лед, идем к жерлицам. Не ленюсь бить пешней, хотя место хоженое не раз. У одной из жерлиц, на самой нашей тропе, где еще накануне бегали, нога проваливается в дырку. Видно, как внизу стремительно несется черная вода. Вот только что тыкал пешней, в двадцати сантиметрах, а тут... Не всегда и пешня спасет от подледного купания... Еще шаг и плавать бы нам вместе с Пашкой!.. А стремнина здесь похлеще, чем на Волге. Закраина, что образовалась у обрыва день назад, превратилась в бурлящий поток ледяной воды. Злосчастная жерлица стояла от нее метрах в четырех, и лед в этом месте внешне ничем не отличался от окружающего. Видимо, промыло аккуратно и чисто под еще стоящим верхним бутафорским льдом. Этакая ловушка получилась!..
Жерлицы снимаем, не дыша, чуть ли не по-пластунски ползая. Еще бы два-три часа и их пришлось бы оставить на воде. Льдом поверхность реки уже не назовешь. У быстрой реки свои законы...
Источник - МК